Часть I

Владимир Владимирович Маяковский Фотография. Казань, 1914 г.     Как видим, можно выделить три «стороны света», куда ездили футуристы: Юг России, Поволжье и Кавказ, четвертая — Петербург — была освоена ими раньше. О мотивах выбора «сторон света» догадаться совсем несложно: Кавказ был родиной Владимира Маяковского, Давид Бурлюк был родом из Таврической губернии, учился в разные периоды в Одесском и Казанском художественных училищах, в той же «казанской» (от Москвы) стороне были: Пермь — родина Василия Каменского и Пенза, где тогда учился в местном художественном училище младший брат Давида — Владимир Бурлюк. Кроме того, надо заметить, Пенза намного опережала другие провинциальные города в готовности восприятия нового и была осведомлена о свежих течениях искусства через свои каналы. В городе к тому времени вокруг салона семейства Цеге сложился кружок пензенской интеллигенции. Ученики Пензенского художественного училища были буквально «распропагандированы» Владимиром Бурлюком, который, кстати сказать, тоже был участником этого турне: он декламировал стихи поэтов-футуристов на самом первом их выступлении в Харькове, а также был экспонентом многих выставок левой живописи в Москве, Петербурге и за рубежом, иллюстрировал их поэтические сборники. Так что приезд футуристов в Пензу не был случайным, здесь они могли в полной уверенности ожидать не только успеха своего выступления, но и по-родственному радушного приема.

Василий Васильевич Каменский. Фотография 1914 г.     Мемориальных документов или хотя бы афиш (прим. 2), точно фиксирующих их выступление в Пензе, пока не обнаружено и потому о программе можно говорить только предположительно, основываясь на выступлениях в других городах. Здесь важно будет отметить приезд всех троих футуристов, но выступление только двоих: В. Каменский заболел и выступить с докладом и чтением своих стихов не мог. Видимо, его часть программы легла на плечи Д. Бурлюка и В. Маяковского. А с чем же выступали они в других городах этого турне? Бурлюк читал лекцию «Кубизм н футуризм», посвященную этим новейшим течениям в живописи, сопровождал выступление показом «теневых картин» через «волшебный фонарь» (современные слайды и эпидиаскоп). Маяковский — «Достижения футуризма» — о выработанных принципах футуристического движения: роль города в развитии общества, роль молодежи как наиболее прогрессивного слоя этого общества, задачи движения и его достижения, то есть давал общие разъяснения идеологического плана, Каменский выступал с полемическим докладом «Смехачам наш ответ» — своего рода критикой критиков: о том, почему футуризм не понимают и не принимают. Помимо программы сами выступления иллюстрировались чтением как своих стихов, так и стихов поэтов-оппонентов: В. Брюсова, И. Северянина, Вяч. Иванова, К. Бальмонта, С. Городецкого. Порядок выступлений выработан не был, хотя по причине «большей» благонадежности чаще вначале выступал Каменский.

Часть II

Зимний клуб Соединенного собрания. Перекресток Никольсокй и Дворянской улиц, ныне соответственно улицы Карла Маркса и Красная.     В Пензе объявленный на вечернее время «Поэзо-концерт» проходил в зале Соединенного собрания (ныне ул. К. Маркса, 8/Красная, 80). Публика состояла из молодежи учебных заведений, чиновников, интеллигенции, знати и представителей власти. В отличие от выступлений футуристов в других городах, в Пензе они хотели явно понравиться. Не было прямого эпатажа* провинциального вкуса людей, пришедших на вечер. «Пензенские губернские ведомости», публикуя материал о футуристах в рубрике «Происшествия», сами отмечали, что «всё обошлось без ожидаемых скандальчиков» (прим. 3). Надо добавить, что их не могло быть по целому ряду причин. Во-первых, в подготовке приезда и выступления футуристов принимали самое активное участие Владимир Бурлюк и его друзья по художественному училищу, — это ими не скрывалось и те же «Ведомости» в заметке «По поводу объявленной лекции футуристов» с прискорбием сообщали:

Давид Давидович Бурлюк. Фотография 1914 г.«Печальнее всего то, что устрои-телями ее являются ученики рисо-вального училища!» (прим. 4).

Спустя некоторое время Д. Бурлюк и В. Маяковский за свои выступления были отчислены из Московского училища живописи, ваяния и зодчества (прим. 5). Видимо, опасаясь подобных гонений, которые могли бы выпасть на его брата, Д. Бурлюк накануне приезда в Пензу публикует «Письмо в Редакцию», где заявляет,

«что к устроению лекции футуристов в Пензе ученики местного художест-венного училища никакого отношения не имеют» (прим. 6).

     Во-вторых, вечером, за день до выступления в зале Соединенного собрания, трое гастролировавшцх уже «выступили» в салоне семейства Цеге, что позволило им, конечно же, определить высокий уровень подготовленности местной публики и не сбиваться на «хулигано-футуризм», по словам А. Луначарского. В-третьих, та же газета в отчете о выступлении поэтов сообщала: 

«полицией к недопущению скандальчиков были приняты все меры» (прим. 7).

Так что в зале Соединенного собрания не было ставших уже привычными маскарадных костюмов, раскрашенных лиц и обижающих публику слов, — а в результате:

«все нашли, что говорят они хорошо и с полной верой в себя, как грядущих гениев» (прим. 8).

     Футуристы провели в нашем городе несколько дней. Хроника их пребывания выглядит так:

суббота, 1 марта 1914 г. — они выехали из Москвы;

воскресенье, 2 марта — днем прибыли в Пензу, с вокзала проехали в дом Цеге, где и остановились, а вечером, здесь же, состоялся их поэтический вечер;

следующий день, понедельник, 3 марта, был посвящен организации и устроению чтения лекций, вечером — «программное» выступление в зале Соединенного собрания;

вторник, 4 марта — гуляние по городу, посещение магазинов на Московской и рынка, где они все же пугали своим видом простых горожан (В. Каменский: «все думали, что мы боксеры») и, перед отъездом из Пензы, — посещение художественного училища (прим. 9).

     Таким образом, мы имеем три адреса в городе, где побывали в свой приезд футуристы: дом Цеге, зал Соединенного собрания и художественное училище. На одном из них (бывшее Соединенное собрание} установлена мемориальная доска этому событию, правда с упоминанием только имени В. Маяковского.

Часть III

     В нашей истории семейство Цеге играет ключевую роль: вокруг них сгруппировалась пензенская интеллигенция, в их доме сложился салон, пользовавшийся популярностью у художников и актеров. Кто же они?

     Супруги Лидия Николаевна и Константин Карлович Цете были натурами цельными: он — из обедневших немецких колонистов, закончил 2-ю Пензенскую гимназию (учился вместе с В. Мейерхольдом), по окончании ее — вначале страховой агент, а затем совладелец фирмы «Посредник» по торговле сельскохозяйственными машинами и инвентарем, любил возиться с различными механизмами: сам освоил фотографию, даже стереоскопическую, ловко печатал на пишущей машинке; был изобретателем — вместе с В. Каменским и А. Яковлевым собрал автомобиль, аэросани; изучив электротехнику, электрифицировал свой дом.

Аристарх Васильевич Лентулов. Автопортрет, 1913 г. Холст, масло, 83x83 см. Санкт-Петербургский государственный театральный музей.     Лидия Николаевна от своей матери, выпускницы Варшавской консерватории, была одарена музыкально. Известность педагога Л. С. Шора привела её в Пензу, к нему в ученицы. Готовила себя к концертной деятельности, мечтала выступать на публике, но знакомство с Константином Карловичем и замужество изменили ее жизнь. Эта глубокая страсть к новому, пусть даже и в разных областях (искусство и техника), составляла стержень их семейных интересов, людьми же они были общительными и гостеприимными. Так возник их салон, посещавшийся определенным кругом лиц местного чиновничьего и интеллигентского мира, а также молодыми художниками из училища. Время его появления относится к случайной встрече в Верхнем гулянии молодой дамы Лидии Цеге с молодым художником Аристархом Лентуловым. Этюд, который он писал, манера свободного общения, его веселый характер расположила ее к художнику, и он был приглашен в их дом. Осенью того же 1905 года А. Лентулов написал портрет Лидии Цеге и экспонировал его на выставке кружка пензенских художников. По-видимому, во время сеансов портретирования круг знакомств Цеге в художественной среде расширялся и вместе с ним рос салон. С момента возникновения за почти десятилетний период его существования здесь побывали многие из них: кроме упомянутого Лентулова — В. Татлин, А. Субботин, Н. Минкельдей, М. Герасимов, В. Бурлюк и другие. В доме Цеге они всегда могли найти теплый прием, щедрый стол, веселое общение, свежие художественные журналы и книги, музыку. К их услугам была предоставлена большая комната, отданная под мастерскую: в ней был мольберт, краски и кисти, она редко когда пустовала. В знак благодарности художники дарили свои работы семье Цеге — стены всех комнат их дома были увешаны ими. Кроме художников, салон изредка посещался гастролировавшими в Пензе актерами и никогда, кроме футуристов — поэтами или писателями.

     Вот как по воспоминаниям Софьи Константиновны Цеге проходил поэтический вечер футуристов в их салоне (прим. 10). Тот день, 2 марта 1914 года, в доме был суматошным. На вечер был назначен банкет; ужин к нему готовил повар из Соединенного собрания. Много приглашенных, но только самые близкие семье Цеге; несколько учеников художественного училища, среди них скульптор Василий Бибаев и, конечно же, Владимир Бурлюк, помещицы Варвара Сергеевна Шторх и другая -— толстая и громко смеющаяся — Подтоптонова, аптекарь Бартмер (прим. 11) и семейство гражданского инженера Яковлева: сам Алексей Евгеньевич, супруга его Любовь Николаева и дети. Гости салона — московские футуристы — вели себя «как у себя дома» и не стеснялись приглашенных. Софье Константиновне запомнилось, следующее: Д. Бурлюк с лорнетом к руке читал И. Северянина, Лидия Николаевна музицировала за роялем, В. Каменский стоял рядом с ней, у него было разрисовано лицо, тут же около рояля стоял В. Бибаев — постоянно молчаливый, но очень видный собой, «как красивый монумент». В. Маяковский, одетый в свою знаменитую желтую кофту, сидел возле мадам Яковлевой на полу и, гладя ее колени, говорил ей: «Девушка! Вы моя девушка!». За всей этой картиной в щель неплотно прикрытой двери подсматривали две девочки: Соня Цеге и Таня Яковлева (прим. 12).

Часть IV

Дом Цеге (ул. Боевая гора, 12). Фото А. Дворжанского. 1980 г.     За период с 1905 по 1916 (год прекращения деятельности салона) Цеге один раз сменили дом. Это произошло в конце 1911 года. Как и прежде они не купили, а сняли его. Теперь это был дом, стоящий на углу улиц Поповки и Поповой горы (ныне ул. Боевая гора, 12), он сохранился, в него в 1914 году с вокзала приехали футуристы, там В. Маяковский читал свои новые стихи. До этого Цеге жили по ул. Никольской, 4; к сожалению, он сам не уцелел, но чудом сохранилась липа, росшая под балконом, она является своего рода «указателем» места дома (прим. 13).

Василий Васильевич Каменский. Фотография. Казань, 1914 г.     С домом по ул. Никольской связан ранний период салона Цеге; здесь часто бывали А. Лентулов и В. Татлин — художники, обретшие мировую известность. Но в последний приезд в Пензу, в мае 1912 года, Лентулов посетил уже новый дом Цеге и там сфотографировался с Константином Карловичем на память. Он, Лентулов, только что приехал из Парижа, где провел всю зиму, учась в Академии Ла-Палетт у кубистов Лефоконье и Метценже. К этому времени — он уже известный в России художник.

     Как, видим, салон семейства Цеге сыграл важную роль в формировании художественной культуры города в предреволюционную пору, его значение также велико к сложении творческих и житейских биографий крупных художников и поэтов. Не зря же Василий Каменский, с которым после революции была связана концертная деятельность Лидии Цеге в Саратове, как музыкального аккомпаниатора его мелодекламаций на поэзо-концертах, посвятил ей свое стихотворение, так им и названное — «Лидия Цеге», — полное нежной любви и грусти воспоминаний о молодости. В нем слышатся отклики двух особо памятных для поэта посещений Пензы: весной 1914-го, в шумный приезд футуристов, и летом 1916 года (прим. 14), где на даче Л. Н. Цеге в Кичкилейке он жил и писал стихи (прим. 15).

В. КАМЕНСКИЙ

ЛИДИЯ ЦЕГЕ

Вы — как тьма, едва уловимая

В зимние дни бесприютной земли.

Странно — нездешняя,

странно — любимая

До небес, где кричат журавли.

Кто Вы — далекая, близкая вестница,

Уходящая мыслью в безбрежность.

В какие пределы ведет ваша

    лестница

Ваша песня, тученежность,

    оснеженность.

Кто Вы чудесная, если Поэта

Всегда раскрывать заставляли уста

Для новых легенд легендарного лета.

Чтобы ярче и глубже цвела красота.

Может быть птица Вы

Мудрость чувашская

Подарившая радость полям.

Или Вы — скука лесная, прикамская

Понятная только ночным журавлям.

Как разгадать Вашу долю

судьбинную

В вечных неясных тревогах.

Когда даже в струнах,

звучальность грустинную

Мы слышим в ушедших дорогах.

Или всё — суета — жизни нашей

мерцание

И надо жить и любить для любви.

В этом завете — вся Вы — созерцание

И неразлучные с Вами всегда

журавли

Вы — как поэма едва уловимая

Повесть весенней мечталины

Странно — нездешняя,

странно — любимая

Путешественница из Гдетотамии.

(Без даты, прим. 16).

Примечания

     ПРИМЕЧАНИЯ:

     1. Футуризм — от латинского «футурум» (будущее). Литературно-художественное движение в Европе, России и Америке. Родина футуризма — Италия. Проповедывали «искусство будущего», как проек­тивное отражение, художественное прогнозирование грядущего миропорядка. Отсюда — неприятие, вплоть до разрушения сложившихся форм жизни, государственных устройств, религий, художественных и культурных форм.

     Ранний футуризм в России (с 1909 г.) исполнял разрушительную и расчистительную роль, он должен был подготовить плацдарм для «жнзнестронтельного» искусства, развернувшегося в 1920-1930-х годах, т. е. сразу после революции. В политическом плане футуризм приветствовал войны, революции и террор, как самые действенные средства «гигиены мира», тяготел к сращиванию с военными диктатурами (фашистская Италия 1922 г., большевистская Россия в 1918 г.). В России футуризм прекратил свое существование со смертью «Первого поэта масс» и «ком-фута» («коммуниста-футуриста») Владимира Маяковского в 1930 году.

     2. Афиши были заранее отпечатаны и расклеены по городу.

     3. «Пензенские губернские ведомости» (далее ПГВ), 1914, 5 марта, № 60.

     4. ПГВ, 1914, 19 февраля, № 46.

     5. Они были отчислены 21 февраля 1914 г. Уже 27 февраля ПГВ (№ 54) известили своих читателей об этом событии.

     6. ПГВ, 1914, 24 февраля, № 51. Очевидно по той же причине не состоялась подготовленная выставка пензенских художников-футуристов.

       7. ПГВ, 1914, 5 марта, № 60.

     8. См. газ. «Сталинское знамя» от 13 апреля 1947 г., где можно узнать оценку современниками этого события по опубликованным там воспоминаниям Н. П. Виноградова.

     9. О деталях посещения триумвиратом футуристов художественного училища нам ничего неизвестно: нет других свидетельств, кроме воспоминаний В. Каменского. Наверное, потому, что визит носил характер даже не «частый», не говоря уж об «официальном», а скорее всего — «конфиденциальный» — как широко известные художники и поэты, но все же только накануне отчисленные из Московского училища живописи, ваяния и зодчества.

     10. Запись бесед с С. К. Цеге от 4 апреля, 11 и 12 мая 1989 г. хранится у автора.

     11. Через аптекарский магазин Бартмера на Московской (ныне магазин «Белый аист») продавались билеты на выступление футуристов в Соединенном собрании.

     12. На эти «ухаживания» Маяковского за Л. Н. Яковлевой нужно смотреть через призму футуристи-ческого, т. е. программно-эпатажного и свободного, игрового поведения. Скорее всего это было импровизированное прочтение им своих новых стихов. В день приезда футуристов в Москву из Пензы (5 марта 1914 г.) вышел «Первый журнал русских футуристов», где среди стихотворений Маяковского было одно без заглавия, лишь потом получившее его — «Кофта фата». Подготовка журнала и переговоры об издании велись еще накануне поездки в Пензу. Из последнего четверостишья «Кофты фата»:

«Женщины, любящие мое мясо, и эта

девушка, смотрящая на меня, как на брата,

закидайте улыбками меня, поэта, —

я цветами нашью их мне на кофту фата»

могло родиться обращение поэта «девушка» к Яковлевой, ,как к «девушке, смотрящей на меня, как на брата», — это, конечно, снимает излишнюю двусмысленность описанной сцены, но, видимо, ничего не проходит бесследно. Ситуация «подсматривания» Таней Яковлевой за «ухаживаниями» Владимира Маяковского в 1914 году уже тогда могла спроецироваться в будущее и предопределить его трагический исход в 1930-м: измучившая Маяковского любовь к уже взрослой Татьяне Яковлевой, жившей далеко от него, в Париже; ее сомнения и колебания, а затем и замужество, как отказ всем его предложениям, — стали не последними причинами самоубийства поэта.

     13. Если подниматься от Дворянской улицы вверх по Никольской (ныне Красная и К. Маркса), идя по правой стороне в направлении входа в парк им. В. Г. Белинского, то примерно на половине этого расстояния можно увидеть эту старую липу с искривленным в нижней части стволом, стоящую сейчас на середине тротуара.

     14. В. Каменский в своих поздних воспоминаниях неоднократно указывает 1916 год, но если обратиться к его биохронике, то все лето этого года он был на Юге России.

     Скорее всего второй кратковременный приезд состоялся уже весной-летом 1914 года, а длительный (может быть третий) — в лето 1915-го; на это указывает и С. К. Цеге (запись беседы от 11 мая 1989 г., хранится у автора), но каких-либо других сведений пока нет.

     15. См. письмо В. Каменского к А. Храбровицкому от 27 января 1946 г., хранится в ОР ГБЛ, копия — в ГАПО, ф. р — 2378. оп. 1, д. 152, л. 1, 2.

     16. Рукопись находится в ЦГАЛИ, ф. 1497, Каменский, оп. 1, д. 14, л. 34. Публикуется впервые с сохра-нением авторской пунктуации.