Печать

Рейтинг:  5 / 5

Star ActiveStar ActiveStar ActiveStar ActiveStar Active
 

 

Чудаки и чудачества

    ПЕНЗЕНКИЕ ОРИГИНАЛЫ

     Среди научно-популярных исторических книг конца прошлого векаМихаил Иванович Пыляев (1842 - 1899), русский писатель и журналист заметное место занимают работы М. И. Пыляева. Они очень занима­тельны и по изложению доступны каждому. Не удивительно, что сей час, когда стали печататься многие книги, после революции никогда не переиздававшиеся, работы Пыляева оказались среди первых. В 1990 г. в издательстве «Московский рабочий» вышла «Старая Москва», совместным советско-финским предприятием «ИКПА» репринтно издан «Старый Петербург», «Старое житье» выпустили сразу два издательства: «Книга» (репринтное воспроизведение) и «Наука».

     В двух издательствах в прошлом году вышла в свет книга Пыляева «Замечательные чудаки и оригиналы» — в издательстве совместного предприятия «Иптербук» (сокращенный вариант) и Московском филиале польско-советского издательско-полиграфического общества «Орбита» (репринтное воспроизведение издания А. С. Суворина 1898 г.)

     В книге говорится и о некоторых пензенских помещиках. Предлагаем этот любопытный материал нашим читателям (постраничные ссылки даются по изданию «Орбиты»). Но прежде ознакомимся со взглядом автора на чудачество и оригинальность (с. 5-6, 451):

«В обыкновенной жизни чудак есть человек, отличающийся не характером, не нравом, не понятиями, а странностью своих личных привычек, образа жизни, прихотями, наружным видом и проч. Он одевается, он ест и пьет, он ходит не так, как другие: он не характер, а исключение. Замечательно, что в простом сословии, близком к приро­де, редко встречаются чудаки; там все растут, воспитываются, чувствуют, мыслят и действуют, как внушила им природа или пример других; но с образованием начинаются причуды, и чем оно выше у народа, тем чаще и разнообразнее являются чудаки.

В старину, даже не более пятидесяти лет тому назад, было гораздо более людей странных, с резкими особенностями, оригиналов и чудаков всякого рода, чем теперь. Такое явление попятно: причудливость есть следствие произвольности в жизни, и чем более произвольность господствует в нестройном еще обществе, тем более она порождает личных аномалий.

Чудачество нельзя признать существенной чертой русского человека, однако, оно свойственно его натуре.

Под словом чудачество не следует разуметь исключительно умственное расслабление или явления психического свойства. Это просто произвольное или вынужденное оригинальничание, в большинстве обусловленное избытком жизнедеятельности и в меньшинстве, наоборот, жизненною неудовлетво-рительностью.

Если бы понадобилось разъяснение с философской точки зрения этого, относительно говоря, ненормального явления, то права на существование оказались бы на стороне последнего.

У страдающих избытком жизнедеятельности чудачество есть продукт прихоти или нравственной расслабленности, сытое глумление над прозой жизни; а для неудовлетворенных оно в ином случае борьба за существование, в другом — самоиздевательство. Путем чудачества неудовлетворенные считаются с жизнью, бессознательно подчиняясь ее, быть может, суровым, но, во всяком случае, непреложным законам».

     Пыляев обобщил большое число опубликованных Федотов П. А. «Кончина Фидельки». 1844 г. Сепия. Государственнй Русский музей, Санкт-Петербург. Две сепии «Кончина Фидельки» и «Следствие кончины Фидельки» (1844—1846 гг.) объединены общими персонажами и сюжетом. Они рас сказывают о смерти барыниной собачки и о происшедших вслед за этим событиях. исторических материалов, и вэтом огромное научно-популярное значение его трудов. Но во многом его работы являются первоисточниками, так как значительная часть написанного автором есть виденное им самим или слышанное от очевидцев (либо от близких к изображаемым событиям и приводимым фактам лиц); вероятно, именно такой характер носят материалы, помещенные в настоящем выпуске (соответственно с. 158—159 и 56—57),

     Следует отметить, что не все, описываемое Пыляевым, относится собственно к чудачествам и оригинальности. Так, глава, в которой изображаются быт и нравы помещицы — благодетельницы болонок и попугаев, называется «Эксцентрики». Непризнание за крепостными прав на элементарное человеческое достоинство — это именно эксцентрическое (в значении: из ряда вон выходящее) поведение. Не все помещики, конечно, были такими даже в крепостную эпоху, но и показанный Пыляевым тип дворян — не редкость.

     Сразу вспоминается одна из лучших гра- Федотов П. А. «Следствие кончины Фидельки». 1844 г. Бумага на картоне, сепия, кисть, перо. 31,6 х 47,6 Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.фических работ П. А. Федотова «Следствие кончины Фидельки» (1844). Смерть любимой собачки произвела в доме самодурки-барыни переполох. Хозяйка от огорчения слегла в постель. Комната наполнилась народом. Тут и приятельницы барыни, пришедшие с соболезнованиями и прикрывающие носы от запаха тления. Художник и архитектор обсуждают эскизы надгробного памятника Фидельке (образцы таких каменных памятников можно видеть в Пензенском областном краеведческом музее).

     Названия фрагментам книги М. И. Пыляева даны публикатором. В следующем выпуске будет помещен отрывок о сыне предпоследнего пензенского воеводы, одном из крупнейших уральских заводчиков Всеволожском.

     Публикацию подготовил С. ШИШЛОВ.

 

Нравы помещиков

     НРАВЫ ПОМЕЩИКОВ:
     ПОЧТИТЕЛЬНЫЙ СЫН
     И МАТЬ-КРЕПОСТНИЦА

     Лет пятьдесят назад проживал в Пензенской губернии один почтительнейший сын, который в год раз двадцать, если не более, посылал своих дворовых к матери, живущей в Орловской губернии, то с десятком куриных яиц, предназначенных для высиживания, из редкой тогда еще кохинкинской породы, или с пятифунтовой банкой ежевичного варенья, или липового меда. Маменька этого помещика была вполне дама прошлого столетия: она всегда была одета в шелковое платье «молдаван» старинного покроя, на голову надевала разные мудреные куафюры старинных времен, румянилась, накладывая румяна на щеки яркими неестественными пятнами, и прилепляла одну мушку возле другой.

     Челядь в своем доме она имела многочисленную; толпа горничных под начальством барыни дежурила во всех комнатах, у каждой двери господских покоев стоял огромный малый. Встать с кресел и сделать несколько шагов для того, чтобы взять нужную вещь, она считала действием неприличным и обращалась к малому у двери с приказаниями Феньке, чтобы она прислала рыжую Шурку подать ей карты, хотя карты лежали на столе в той же комнате, где сидела барыня.

     У этой барыни была особая комната для болонок и для приставлен­ных к ним девушек; два попугая у ней тоже имели своих слуг, которые получали сухари и сливки для птиц. Болонки были у барыни очень злобные от слишком целомудренной жизни, их даже не выпускали гу­лять из комнат. Собаки кусали слуг ежеминутно: нередко слуга, подавая чай. стоял танцуя перед барыней с подносом в руках. Наливая сливки в чашку, барыня замечала слуге:

     — Скажи, зачем ты так трясешь подносом?

     — Фиделька больно ноги кусает!

     — Должно ли из-за этого трясти подносом, когда ты подаешь мне чай?

     Это говорилось совершенно простодушно: в ту среду, в которой она родилась, не проникали иные понятия.

Чудачества пензенского помещика Т-ва

      ЧУДАЧЕСТВА
     ПЕНЗЕНСКОГО ПОМЕЩИКА Т-ВА,
     ЕГО БРАТЬЕВ И ПЛЕМЯННИКА

     В числе других таких же чудаков, которые в силу какой-нибудь боязни по ночам не ложились спать и бодрствовали, был и богатый помещик Пензенской губернии Т., который никогда не спал ночью, а ложился только тогда, когда все вставали. Чтобы ночью не дремать, он держал у себя в спальной кого-нибудь из своих дворовых, и они должны были стоять перед ним всю ночь на ногах, так как перед барином сидеть неприлично. Правда, он их менял, призывая то одного, то другого, по очереди, только бы не оставаться одному. Рассказывали, что он делал это из страха, причиною этого же была кровавая история, в которой он еще молодым человеком принимал участие.

Fedotov Svezhiy kavaler WФедотов П. А. «Свежий кавалер». 1846 г. Холст, масло. 48х42 см. Государственная Третьяковская галерея.     Говорили, что отец его был убит своею женою в сообществе с учителем-французом, с которым она была в нежных отношениях и за которого впоследствии вышла замуж. Это случилось, когда дети были еще маленькие; когда же они выросли и возмужали, то отплатили непрошенному отчиму тем же, т. е. отправили его на тот свет. Все четыре брата, участвовавшие в смерти отчима, были какие-то странные: лобызались друг с другом самым нежным образом, целовали друг у друга руки, а между тем постоянно судились, потому что не могли разделиться. Они не могли между собою сговориться даже в самых мелочах — деревянный двухэтажный отцовский дом они распилили на три части, так как не могли устроить, чтобы он достался в одни руки.

     Даже дети одного из них были тоже какие-то странные. Один, уже женатый, живя в деревне, вместо развлечения приказывал зашивать себя в медвежью шкуру и ходил на четвереньках по двору. Дворовые собаки, разумеется, бросались, на него и рвали, и это доставляло ему удовольствие. С женою, на которой он женился по любви, влюбившись в нее в театре, где видел ее только одни раз, он ссорился и мирился по нескольку раз в день. И это делал он не только дома, но и в гостях, при чужих людях, делая их таким образом невольными свидетелями его семейной жизни, потому что ссоры происходили большею частью из ревности к кому только можно и сопровождались или неприличными упреками, или же лобзаниями, с испрашиванием на коленях прощения и тому подобною обстановкою, иногда очень приторною.


Продолжение следует...

 

Опубликовано: «Пензенский временник любителей старины», № 1 — 1991,
с. 8-9.